Сценарий, хоть и формируется родителями в
ребенке через слово, располагается не в сознании, которое привычно
оперирует словом, а в бессознательном, языком которого является символ.
Слово, особенно на заре человечества, носило символичный характер, и
хранителем слова всегда была книга. Недаром главная книга человечества
называется «Библия», что в переводе с греческого означает «книга». Более
того, первая строка Нового Завета Евангелия от Иоанна в современном
русском переводе звучит как: «В начале было Слово, и Слово было у Бога, и
Слово было Бог» [Иоанн 6, 1:1]. Когда-то Константин-Кирилл и его брат
Мефодий перевели греческое «логос» как «слово». Но греческое «логос»
вмещает массу смыслов, которые перешли на русское «слово». «В Слове
русский человек выражал волнующие его вопросы о сути мира. В Слове искал
он ответы на свои вечные, "проклятые” вопросы. В Слове же ответы он и
находил. Нет, конечно же, кроме Слова было еще и Дело – иногда веселое и
легкое, чаще трудное и трагическое. И слишком часто, может быть намного
чаще, чем хотелось бы, Дело не совпадало со Словом. Наверное,
по-другому и быть не могло, ведь Слово – это исток, начало Дела. А
дальше-то Дело живет само по себе. Но для русского человека Слово – это
еще и итог, венец Дела. И вот когда Дело не приходило к намеченному ему
Словом итогу, когда Дело разрывало сердце и душу, только одно утешение
оставалось, только одно сохраняло надежду, поддерживало веру, вновь и
вновь рождало любовь – все то же Слово».
Следовательно, слово, находящееся в
рамках соответствующего контекста, становится основой логического
мышления. Но меняется контекст, и слово, как по мановению волшебной
палочки, превращается в средство гипноза, завораживания, приобщения к
мифу. Это уже обращение в глубины бессознательного, к его главным
символам – архетипам. Множество русских поговорок обращается к этому
символическому значению слова, например: «Что написано пером – не
вырубишь топором». Конечно, с точки зрения логики топор для слова не
нужен – можно просто стереть ластиком. Но это способ убрать его с
бумаги, а слово, вложенное в душу, так просто не исчезает.
Бессознательное отгорожено от сознания
механизмами психологической защиты. Психологическая защита,
содержательно описанная, как и бессознательное, З. Фрейдом,
представляет собой не защиту человека от мира, а защиту от самого себя.
Благодаря ей, совершая ежедневно массу вещей, не соответствующих
собственному представлению о себе как о хорошем человеке, индивид
успешно убирает, или трансформирует, или объясняет себе свои поступки
таким образом, чтобы дальше можно было жить спокойно, как будто эти
поступки в его прошлом отсутствовали. Фрейд описал такие механизмы
психологической защиты: вытеснение, проекцию, идентификацию, сублимацию,
рационализацию и др.
При вытеснении человек как бы забывает
информацию о своем поступке. Она не имеет доступа в сознание, в то время
как неосознанные проявления того, что она известна ему, существуют. При
проекции человек собственные неприемлемые представления и желания
приписывает другим людям (воспринимая их как несвойственные ему самому).
При сублимации человек превращает сексуальную энергию в энергию другого
вида. Например, при невозможности общаться с любимой женщиной он
начинает писать ей стихи.
Использование баек, то есть маленьких
рассказов, сказок, притч, позволяет применять слово как символ и
обходить механизмы психологической защиты. При этом миф как таковой
непосредственно взаимодействует с бессознательными структурами, тогда
как байки и анекдоты облегчают восприятие нелицеприятной информации
через смех – неотъемлемой части здоровой личности.
Психолог может использовать
представленные байки, не ограничивая себя методами работы. Байки
эффективны в любых контекстах. И их полезность определяется не методами,
применяемыми конкретным психологом, а устойчивостью мифологических
конструкций у родителей, с которыми он общается. |